Смоленск и Польша: противостояние или невзаимная любовь?


Смоленск и Польша: противостояние или невзаимная любовь?

В конце этого года на книжных полках смоленских магазинов появился новый роман Януша Вишневского в соавторстве с петербургской писательницей Ирадой Вовненко. Появился по-тихому, что и вызвало удивление — чуть ли не каждую книгу Вишневского называют бестселлером и обеспечивают ей большую рекламу. Роман «Любовь и другие диссонансы» написан в лучших традициях экзистенциальной философии Вишневского — герой прячется от жизни в польской психбольнице, а героиня томится в золотой клетке в России. Конечно, они встретятся и полюбят друг друга. Но самый главный диссонанс в книге — это падение польского авиалайнера в Смоленске.
Пешки в чужой игре
«Я хотел показать, как обычные люди — русские и поляки — реагируют на эту катастрофу, — утверждал на презентации романа Януш Вишневский. — И я надеюсь, что эта книга как-то сблизит наши народы, ведь между нами не так много различий. Мы думаем одинаково, мы славяне, у нас схожие менталитеты, мы смеемся над одними и теми же шутками. Вы только немного грустнее нас. Чуть больше пьете водки. Но в остальном мы все страшно друг на друга похожи. А ссорятся не обычные люди, как мы с вами, а политики».
Пан Вишневский лукавит. Это его «сближение» на несколько страниц — как беспардонная медвежья лапа на больную мозоль:«Пани Анастасия стояла на пороге и кричала, трясясь от возбуждения: «Русские убили нашего президента! Я знала, что все этим кончится! Включите телевизор. Я же говорила: русским нельзя верить…» Если бы этот ТУ -154 разбился, заходя на посадку неподалеку от Монте-Кассино, это тоже было бы польским Предназначением, но пани Анастасии не пришло бы в голову заявить, что «макаронники убили нашего президента». Но это случилось в Катыни, и упорное, длившееся семьдесят лет очковтирательство со стороны русских по поводу того преступления давало пани Анастасии повод поверить в заговор».
— Попытки сломать Россию психологически, сделать ее виноватой, деморализовать русский народ предпринимались постоянно, — считает политолог, профессор СмолГУ, академик Международной Академии Наук Сергей Востриков. — Предъявлять счета в истории — очень неблагодарное дело. Ведь всегда можно представить встречный иск. Я уже говорил своим польским коллегам, что мы, русские, можем вспомнить XVII век, когда велись не только военные действия, но и уничтожался духовный стержень России. В одной только Москве было стерто с лица земли огромное количество церквей. А начало 20-х годов ХХ века? Сколько погибших русских на совести Польши! Кстати, в Катынском деле тоже немало белых пятен, над которыми ломают головы выдающиеся ученые-историки…
Конечно, расстрел польских офицеров в Катыни под Смоленском — это часть чудовищной истории большого террора, и о нем забывать нельзя. «В Катыни русские стреляли в затылок не только польским офицерам. Они всей Польше стреляли в затылок, — пишет Вишневский в романе. — В Катыни русские не просто убили тысячи поляков, они унизили, раздавили и оплевали их чувство собственного достоинства». Нас убивали точно так же, а в кошмаре мы жили целыми десятилетиями — чего только стоят годы правления Сталина, когда одна половина населения сидела в лагерях, вторая ее сторожила, а потом они менялись местами. И это было в лучшем случае, а в худшем — ждала могила в неизвестности. Отвратительно, когда память о погибших в Катыни пытаются вплести в канву политической игры. А она порой напоминает школьную драку: он тебя — за косичку, а ты его — бах! — «Алгеброй» по голове. Участие в этой потасовке обижает так же, как и «пассаж» Вишневского про красные гвоздики, которые приносили русские в знак скорби по погибшим в катастрофе, — мол, это самые дешевые цветы в Польше.
Кстати
О причинах падения самолета Вишневский пишет так:
«Кто-то видел над обломками самолета два креста, образованных туманом; другие уверяли, что туман был искусственный, русские пустили его намеренно; третьи верили в теорию магнитной аномалии, из-за которой была нарушена работа бортового оборудования «Туполева»; четвертые — в бомбу, подложенную на борт КГБ; те, у кого с головой совсем плохо, слышали выстрелы из пистолетов и стоны жертв».
— Это уж совсем ерунда и дилетантизм чистой воды, — заверяет Сергей Васильевич Востриков. — Как бы кому-то ни было больно это признавать, русские здесь ни при чем, поляки убили себя сами — на этот счет есть специальное заключение МАК. Нам же, заложникам истории и политики, больно осознавать то, что ненависть к Советам отчасти перенеслась на нас — слишком часто звучит фраза — «русские убили поляков»…
Почему смоляне любят иностранцев
Недавно я обедала в кафе с одним поляком-бизнесменом, мы пили кофе и болтали о туристическом потенциале Смоленской области. Через полчаса Анджей неожиданно решил перевести разговор на другие рельсы:
— Русские убили поляков. Мой дед в 1939-м был офицером, примерно в это же время бабушку и маму перевезли в Россию, в Казахстан… Бабуля работала в поле пастухом, смотрела за стадом быков. Однажды кто-то напугал животных, и они понеслись, насмерть затоптали бабушку. Мама и ее братья остались сиротами. Детей, правда, потом вернули в Польшу. А моего деда сразу после окончания войны расстреляли энкавэдэшники. Ты спрашиваешь, за что? За то, что он не был коммунистом. А руководство вашей страны не хочет признавать этого напрямую, вы все ходите вокруг да около. Не каждый может признать — «мы виноваты». Мало кто может сказать «извините».
Я стала похожа на сочный азербайджанский помидор и принялась судорожно копаться вилкой в салате. Милый Анджей, а как же освобождение Кракова и спасение Варшавы? Это тоже сделали русские. «Чуть-чуть не считается»? А XVII век? История любого государства не всегда похожа на свежий розовый пряник. У нас только в 1610 году, во время обороны Смоленска от поляков, ежедневно умирало по 150 защитников от голода и болезней! Мартин Бер в «Летописи Московской» писал: «Сия двухлетняя осада погубила 80 000 человек, разорив вконец область Смоленскую, где не осталось ни овцы, ни быка, ни коровы, ни теленка — враги все истребили». Анджей прав: мало кто может сказать «извините». Но мы не в обиде, большая часть из нас вообще не может вспомнить, какой праздник отмечают в России 4 ноября.
Недавно я была в Питере на семинарах. Там со всей страны собрали 200 журналистов, стихийно организовали их в редакции и повелели издать газету за один день под присмотром авторитетных столичных журналистов. Мне досталась рубрика «Общество».
— Будешь писать про конфликт с белорусами. Это очень беспокоит общество, — редактор с карандашом в зубах раздавал задания как пряники. — Лукашенко опять надумал делить газовую трубу, и россияне уже взбунтовались, они недовольны поведением белорусов…
— Это для Смоленска неактуально, — говорю. — Мы с белорусами душа в душу живем. В Витебск уже полгорода ездит, как к себе домой.
— Значит, напиши про таджиков, Онищенко недавно сказал, что им надо запретить работать в России, они болеют всякими нехорошими заболеваниями… Это же настоящая катастрофа! Нет города, который бы они не заполонили!
— Мы таких проблем не знаем. Это вам таджики мешают, а нам — нет, они нам дома помогают строить.
Редактор сложил брови домиком и строго посмотрел на меня поверх очков:
— Что у вас там творится? Как будто не в России живете.
Я пожала плечами. Смоленск (тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо), несмотря на пограничное положение, лишен ненависти к приезжим. Мы тут сами с усами. Про нас еще в старину сложили поговорку: «Смоляне — польская кость, да собачьим мясом обросла». Неблагозвучно, но из песни слов не выкинешь.

автор: Мария Дёмочкина
Рабочий путь

Читайте также

Оставить комментарий

Вы должны войти чтобы оставить комментарий.