Президент РАН Геннадий Красников: Только наука может обеспечить технологический суверенитет страны
Геннадий Яковлевич, главным пунктом вашей избирательной программы было возвращение авторитета РАН. В советское время академия была главным штабом науки. Но затем настало совсем другое время — в итоге реформы 2013 года она лишилась своих институтов, да и в целом отошла на второй план. Сегодня в стране создана многоступенчатая система управления наукой — Совет по науке и образованию при президенте РФ, правительственные комиссии, экспертный совет правительства, минобрнауки России. Где в этой иерархической системе место академии наук?
Геннадий Красников: Одна из главных целей, которая стоит перед страной — достижение технологического суверенитета. И РАН должна стать инициатором стратегических программ и проектов, аналогичных атомному и космическому. Именно эти проекты вывели страну в мировые технологические лидеры, стали локомотивом развития нашей науки, промышленности и образования. Причем в нынешних условиях академия наук обязана взять на себя не только научно-методическое сопровождение стратегических проектов, но и ответственность за их реализацию.
Это общий тренд, согласно которому сейчас мы перестраиваем работу академии. Кроме того, нам поручена экспертиза всех фундаментальных исследований. Это крайне ответственная задача. Например, важно уже на стадии планирования оценить, насколько научный проект актуален, надо ли включать его в госзадание и вкладывать в проект деньги. И конечно, надо оценить результаты, чтобы понять перспективы дальнейшей работы в данном направлении.
Кстати, не секрет, что каждое ведомство пытается создать свой экспертный совет, и зачастую они дублируют друг друга. Это обсуждалось и 8 февраля на Совете при президенте РФ по науке и образованию. Я предлагал провести оптимизацию экспертных советов, и это получило поддержку.
Кпд академиков используется по минимуму
Сейчас в год РАН проводит несколько десятков тысяч экспертиз. Но академики ропщут, что их кпд используется по минимуму, что они занимаются «мелочью», в то время как крупные стратегические проекты остаются вне экспертизы РАН. Почему сложилась такая ситуация? Есть возможность ее изменить?
Геннадий Красников: К системе экспертизы есть немало вопросов, и сейчас она отрабатывается. Скажем, рассматривая госзадания, которые выполняют научные организации, мы даем 99 процентов положительных заключений. Возникает вопрос, неужели у нас все так здорово? Конечно, нет. Почему это происходит? Причина в самой системе формирования госзадания. Директора институтов, ректоры вузов, исходя из рубрикатора программы фундаментальных исследований, сами определяют тематику работ. Причем стараются выбирать такие темы, которые уже на 70-80 процентов выполнены. Направляют эти заявки в Минобрнауки России, а оно пересылает их в академию на экспертизу.
Но беда в том, что какой вопрос — такой и ответ. Мы вынуждены отвечать, по сути, на единственный вопрос: соответствует научная значимость этих заявок теме в рубрикаторе и публикационной активности или же нет. Вот так и получаются 99 процентов положительных заключений. Но если бы вопрос ставился по-другому — например, можно ли изменить параметры госзадания на более высокие, — то и ответ был бы совершенно иным. Например, у нас есть научный совет по комплексным программам развития энергетики, где недавно рассматривался очень важный для страны вопрос о создании турбины мощностью более 350 мегаватт. У нее революционный показатель по эффективности — до 62 процентов. Для реализации этого проекта требуется целый ряд фундаментальных и поисковых исследований. Их мы могли бы сразу же включить в госзадание, вместо того чтобы искать дополнительное финансирование.
Президент РАН Геннадий Красников призвал «обуздать» законом развитие нейронных сетей / Автор: Александр Шансков
Как же переломить ситуацию?
Геннадий Красников: Мы предлагаем изменить сам порядок формирования госзадания. Институты должны присылать свои заявки сначала в академию наук. Наши тематические отделения владеют самой актуальной информацией, аккумулируют предложения научных советов, различных ведомств по востребованности научных результатов. Взаимодействуя с институтами, отделения дополнят их предложения новыми тематиками, скорректируют параметры работ. И только после такого «мозгового штурма» согласованная позиция должна направляться в минобрнауки для утверждения госзадания.
РАН должна стать инициатором стратегических программ и проектов, аналогичных атомному и космическому
Будут ли заключения РАН решающими? Прекратится финансирование научных проектов после ваших отрицательных выводов? Ведь такое случалось…
Геннадий Красников: Да, к сожалению, такие примеры есть. Сейчас подключаем Счетную палату, чтобы подобная практика прекратилась, чтобы экспертиза РАН работала на 100 процентов.
Многие академики настаивают, что РАН должна проводить экспертизу не только научных, но и крупных проектов государственного значения. Это реально?
Геннадий Красников: Это крайне необходимо. По сути, речь идет о включении академии в государственную систему принятия решений. Для глубокой экспертизы важнейших документов, законов, программ развития в академии есть специалисты высочайшего уровня и широкого профиля. Только здесь можно рассмотреть любой документ комплексно, тщательно анализируя все его аспекты. Это просто не под силу чиновникам. Сейчас РАН уже подключают к подготовке таких документов. К примеру, нам удалось договориться, чтобы стратегические проекты, которые рассматриваются на самом высоком уровне, направлялись в РАН, и мы будем давать им свое заключение.
Далее. Как известно, сейчас подготовлены «дорожные карты» по самым разным направлениям развития экономики, например, по квантовым технологиям и водородной энергетике. По всем этим «картам» академия будет давать свое экспертное заключение. А вообще все эти вопросы, о которых мы говорили, должны быть решены в законе о госэкспертизе. Он сейчас находится Госдуме.
Академия — штаб без армии?
В своей предвыборной программе вы говорили, что глава академии должен постоянно быть в контакте с первыми лицами государства. Причем эта работа должна быть не эпизодической, а постоянной. У вас это получается?
Геннадий Красников: Такие контакты очень важны, они позволяют оперативно донести до высших руководителей мнение академии по тому или иному важнейшему вопросу. За полгода, которые прошли после избрания, у меня было несколько встреч — от президента страны и до руководителей всех ветвей власти. Вообще стало доброй традицией, что к нам приезжают высокопоставленные представители государственной власти — вице-премьеры, руководители ведомств. Как говорится, гостями мы не обижены.
Ваш предшественник на посту президента говорил, что РАН — это штаб без армии. Ведь в результате реформы институты теперь перешли в Минобрнауки России. Как решать сложнейшие задачи, о которых вы рассказываете, не имея «армии»?
Геннадий Красников: Предложения вернуть институты звучат не только в научном сообществе. Они имеют поддержку и в Госдуме, и в Совете Федерации, и в правительстве. Есть и те, кто говорит — все было сделано правильно. На мой взгляд, на самой академии лежит часть вины за то, что произошло в 2013 году. Но это отдельный разговор.
У меня на кафедре в МФТИ аспирант получает 100 тысяч, и 95 процентов защищается. В институте введена система базовых кафедр, их открывают на базе предприятий. Отсюда и деньги
Надо ли академии воевать за возвращение институтов? Я тщательно взвешивал все варианты, их плюсы и минусы, советовался с самыми разными специалистами. И в конце концов решил — надо идти другим путем. Академии надо максимально использовать те возможности, которые ей даны в законе о РАН. Там записано, что она должна осуществлять научно-методическое руководство всеми фундаментальными исследованиями в стране. То есть не только в научных организациях, но и в вузах, в прикладных институтах, государственных научных центрах и т.д.
Но академия и сейчас этим занимается…
Геннадий Красников: Занимается, но во многом эта работа велась формально. В основном сводилась к рассмотрению раз в пять лет, когда проводятся очередные выборы, итогов работы руководства институтов. На этом научно-методическое руководство начиналось и заканчивалось. Это надо было изменить. Необходимо раз в два-три года проводить проверки институтов по результатам деятельности, а главное — их актуальности и соответствию мировому уровню. Вовсе не обязательно, что это будет дамоклов меч и жесткие меры. Мы должны совместно с учеными института анализировать работу, выявлять причины, почему какие-то направления неэффективны, что надо сделать для исправления ситуации. Если, к примеру, видим, что причина отставания — слабая приборная база, а коллектив сильный и способен решать важные задачи, то это будет зафиксировано в выводах. Рекомендации по их итогам будут направлены в правительство для принятия административных решений.
Курчатовский институт вернулся!
В 2018 году по распоряжению правительства из-под научно-методического руководства РАН были выведены Курчатовский институт, МГУ, РАНХиГС, Высшая школа экономики, Санкт-Петербургский университет. Как сообщалось, Курчатовский возвращается под ваше «крыло». А что с другими организациями?
Геннадий Красников: Что касается Курчатовского института, то с его президентом Михаилом Валентиновичем Ковальчуком мы нашли общий язык, и в устав этой организации внесен пункт о научно-методическом руководстве его научной деятельностью со стороны РАН. То есть нами будут рассматриваться все его отчеты, все госзадания. Эта работа будет идти постоянно. Будут организованы и совместные оперативные совещания РАН и Курчатовского института, и в таком тесном контакте будут отрабатываться новые механизмы взаимодействия и научно-методического руководства. Что касается других организаций, которые попали в список, думаю, в ближайшее время это решение будет пересмотрено. Хотя, например, МГУ, несмотря на то, что он в списке, всегда присылал нам на экспертизу все госзадания и отчеты.
И все же по поводу Курчатовского института у научного сообщества есть вопросы. Например, недавно ему переданы из ведения Минобрнауки России семь академических институтов. Как вы это прокомментируете?
Геннадий Красников: Если кратко, то суть в следующем. Учитывая, что Курчатовский институт перешел под наше научно-методическое руководство, то формальная принадлежность этих институтов не столь важна. Более того, с учетом наших оперативных совещаний с Курчатовским институтом роль академии наук и наше влияние на научную деятельность этих институтов только усилится. Вообще в этой истории есть определенная предвзятость. Когда летом прошлого года сразу 11 сельскохозяйственных институтов перешли из минобрнауки в ведение минсельхоза, никого это не волновало. А тут поднялась волна возмущений, пошли письма… Для нас в первую очередь важно, что все эти институты будут находиться под нашим научным руководством.
Наука вновь в приоритете
На общих собраниях РАН нобелевский лауреат Жорес Алферов неоднократно повторял: главная проблема нашей науки в том, что на нее нет спроса. Доля нашей промышленности в финансировании исследований и разработок — около 30 процентов, в ведущих странах бизнес вкладывает 70 процентов. Сейчас ситуация в Россия изменилась. К вам выстроилась очередь из промышленников?
Геннадий Красников: Внедрение научных разработок — давний вопрос нашей науки и нашей экономики. Сегодня для достижения технологического суверенитета он становится ключевым. Для этого нам нужно связать в единую цепочку науку, прикладные НИИ и промышленность. Где в ней место РАН? Здесь придется вернуться к системе формирования госзаданий. Как я говорил, часто они заканчиваются отчетами, которые отправляются на полку. Теперь госзадания будут формироваться в том числе с учетом потребностей нашей промышленности. Мы запрашиваем «Росатом», «Ростех», «Роскосмос», министерства и ведомства, какие исследования они готовы продолжать финансировать исходя из своих потребностей. И затем вводим эти исследования в госзадания институтов. То есть меняется вся система их формирования.
