Не стало Ирины Александровны Антоновой


Не стало Ирины Александровны Антоновой

Ирина Александровна Антонова, президент Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, умерла на 99-м году жизни. Сказать, что с ней ушла эпоха, пожалуй, ничего не сказать. С ней ушел целый век, вобравший сразу несколько эпох.

Самая близкая нам эпоха — это полвека ее работы на посту директора одного из лучших музеев не только России, но и мира. Во многом тем ГМИИ им. А.С.Пушкина, который мы знаем, музей стал благодаря Ирине Александровне, назначенной директором музея в 1962 году. Это она привезла «Джоконду» в Москву. Первая выставка Александра Тышлера (1966) в ГМИИ им. А.С.Пушкина открылась благодаря Ирине Александровне. Первую выставку Пикассо в Москве сделала тоже она. И на выставку «Москва — Париж» (1981) очереди тоже стояли в ГМИИ имени А.С.Пушкина. Собственно, она делала невозможное — пробивала «железный занавес», строила мосты культуры в разгар «холодной войны», когда «ястребы» по обе стороны занавеса делали ставку на гонку вооружений и ракеты с ядерными боеголовками.

Елена Якович, снявшая документальный фильм о жизни Ирины Александровны, рассказывала «РГ» в 2017 году, о том, как спросила Антонову, как вообще ей могло прийти в голову «попросить привезти» Джоконду. Антонова ответила: «Ну, я ее долго отслеживала. В какой-то момент узнала, что она на выставке в Японии. Пришла к Фурцевой и предложила: «А как хорошо бы «Джоконду» в Москве показать. Она же все равно будет лететь из Японии в Париж над Россией. Вот бы уговорить французов посадить самолет в Москве!».

Конечно, у Антоновой были свои отношения с Екатериной Фурцевой, основанные на доверии. Но едва ли не важнее то, что отношения, построенные на доверии и любви к искусству, она выстраивала не только со своим министерским начальством, но и с руководителями крупнейших музеев мира.

Как говорил художник Борис Мессерер «РГ», «Я всегда восхищался умением Антоновой вести переговоры. Говорит она, как правило, на языке той страны, с музеями которой договаривается. У нее свободный немецкий, французский, итальянский… Она впечатляет не только достоинством, но предельным вниманием к отбору вещей, их представлению. Она всегда точно знает, чего хочет. Она ясно мыслит и ясно излагает. Это такая императрица от искусства… Ее роль в организации выставок огромна. Какие бы ни были правительственные договоренности, работы дают в конкретный музей. А когда речь идет о мировых шедеврах, значима не только сумма страховки, но и человеческое доверие».

«Декабрьские вечера», которые в этом году должны были бы открыться сегодня в 40-й раз (если бы не пандемия), были ее детищем. Ее и, разумеется, Святослава Рихтера. Сама она об этом говорила так: «Эти вечера стали возможны в музее благодаря такой совершенно исключительной и звездной дружбе, которая была между этим великим музыкантом нашего времени и музеем. Святослав Теофилович пригласил меня во Францию на музыкальный фестиваль в Туре в июне 1981 года. Меня поразил весь этот замысел. И я задала ему вопрос: «Почему он не сделает в России нечто подобное?». Он тогда как-то недоуменно, подняв брови, сказал: «А где же?». А я ему сказала: «Как где? В Музее изобразительных искусств имени Пушкина». Эта идея ему понравилась, и в этом же году мы наметили первую программу и сделали ее у нас в музее. Но с самого начала мы решили, что это будут не просто концерты в музее, что делают сотни музеев мира, это будет некий сплав пластического искусства и музыки, то есть попытка превратить нашего зрителя в слушателя, тем самым расширить сферу его эстетического восприятия».

Широта ее собственного эстетического восприятия определялась другой эпохой — довоенной и временем 1920-1930-х годов, на которые пришлись ее детство и ранняя юность. Наверное, Антонова была последним «ифлийцем» — в знаменитый Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ) она поступила накануне войны, позже ИФЛИ был присоединен к МГУ, и Ирина Антонова заканчивала уже отделение истории искусств. И, наверное, она была последним человеком, для которого Музей нового западного искусства на Пречистенке, где были объединены коллекции Сергея Щукина и Ивана Морозова, был живым воспоминанием. Настолько живым, что в 1974 года она готова была конфликтовать с руководством ради того, чтобы показать в залах ГМИИ им. А.С.Пушкина находившиеся в запасниках части коллекций западной живописи, пришедшие в ГМИИ им. А.С.Пушкина после расформирования в 1948 году Музея нового западного искусства. Она готова была написать заявление об уходе, если бы ей отказали в возможности показывать в ГМИИ им. А.С.Пушкина первоклассные вещи Матисса, Ренуара, Гогена. Настолько живым, что идея возрождения Музея нового западного искусства была дорога ей и в 2013 году, и она говорила о ней повсюду.

ого, а настоящего.

Говоря о ней сегодня, не хочется говорить о ней как о «музейном менеджере» — даже высочайшего класса. Разумеется, она была эффективным, как сейчас сказали бы, руководителем. И весьма жестким. Хореограф, режиссер, танцовщик Владимир Васильев говорил в интервью «РГ» о ней как о «железной леди музея», и «очень жестком человеке, несмотря на все свое женское обаяние и изящную миниатюрность»: «В этой женщине удивительно много от сильного волевого мужчины. У нее есть качество, которое очень показательно для профессионалов. Она не терпит равнодушия, безразличия к делу, халатности. И вот это она очень жестко пресекает. Без малейшей грубости, но предельно жестко. Иногда потом сама мучается, что так поговорила». Но все же, все же… Не хочется говорить о ней как менеджере. Она была птицей другого полета. Той, для которой искусство никогда не было средством, но было высшей ценностью само по себе.

Читайте также

Оставить комментарий

Вы должны войти чтобы оставить комментарий.