300 судеб Татьяны Степановой


300 судеб Татьяны Степановой

«Смоленский дом для мамы» — кризисный центр для женщин, попавших, как принято говорить, в сложную жизненную ситуацию. Его двери готовы гостеприимно распахнуться как для беременных, так и для родивших женщин, которые не могут по тем или иным причинам обеспечить своего малыша. «Дом для мамы» дает им главное — возможность поверить в себя, получить профессию, работу, жилье…

Гостем пресс-клуба «РП» стала директор регионального православного центра защиты семьи, материнства и детства «Смоленский дом для мамы» Татьяна СТЕПАНОВА (Скрипка) — удивительный, светлый и добрый человек. Поговорив с ней, вдруг понимаешь: не нужно быть правильным, нужно быть настоящим.
Татьяна Сергеевна рассказала несколько пора-зительных историй, которые никого не могут оставить равнодушными.
— Татьяна Сергеевна, недавно «Смоленский дом для мамы» отпраздновал свое четырехлетие. Что удалось сделать за это время?
— Если все сделанное попытаться оценить в цифрах, то за минувшие четыре года мы помогли более 300 женщинам. И очень радует, что 96 процентов мамочек с детьми не отказались от своих малышей, остались вместе с ними. Остальные 4 процента — к сожалению, это женщины, страдающие хроническим алкоголизмом или имеющие спе-цифику в области интеллектуальной деятельности. Им помочь, как мы ни стараемся, очень сложно… Но «Смоленский дом для мамы» — уникальная услуга. Ни в одном социальном учреждении области больше нет места, где женщина может пожить какое-то время, к примеру, укрываясь от семейного насилия.
— А в других регионах есть такие дома?
— По всей России всего 28 таких центров.
— То есть женщина, попавшая в беду, приходит к вам: живет, питается, решает свои проблемы — и ничего за это не платит?
— Да.
— Сколько месяцев так можно жить?
— Сначала мы пытались ограничить этот период тремя месяцами, но многие мамы за это время не успевают решить свои проблемы -психологические, юридические, с жильем, документами, работой и так далее. Поэтому мы оговариваем эти сроки с каждой мамой в индивидуальном порядке.
— Сколько сейчас женщин живут в «Смоленском доме для мамы»?
— Девять, в том числе беременных. Мы плотно работаем со специалистами департамента соцзащиты Смоленской области. И если в поле их зрения оказывается женщина, попавшая в сложную жизненную ситуацию, то нам сразу же сообщают об этом. Иногда обращаются и из других регионов. Например, из Санкт-Петербурга и Москвы.
— Но в городах-миллионниках есть свои, государственные, центры социальной помощи… 
— Но они помогает только тем, у кого есть регистрация. А если мама приехала из Узбекистана, ждет третьего ребенка и у нее в жизни появились проблемы, то ее отправляют к нам.
— Это правда, что вы даже луганским мамочкам умудрялись помогать, да?
— Украинцы — наши давние друзья. Для луганских мам мы регулярно собираем продукты питания, памперсы, средства гигиены, детское питание. Сейчас им приходится очень трудно. Поэтому мы периодически «располовиниваем» свое и собираем помощь от жителей Смоленска. И если кто-то из читателей «Рабочего пути» захочет принести продукты, перевязочные материалы, одежду для детей, памперсы, то мы готовы все это принять. Ведь мы стараемся помогать всем, кто попал в беду. Ежегодно более 2 тысяч смолян со всей области получают от «Смоленского дома для мамы» единовременную помощь — одним мы отправляем продукты, средства гигиены и одежду, другим помогаем консультациями и т. д. Но вы бы видели, с каким теплом и воодушевлением наши мамочки из приюта включаются в помощь другим!
— А откуда деньги на все это берутся? Это пожертвования?
— Да, это благотворительность. Епархия выделила нам безвозмездно дом примерно в 240 «квадратов», а еще платит зарплаты сотрудникам — четырем суточным дежурным, коменданту и мне (но поверьте, они совсем невысокие). Всех остальных специалистов мы приглашаем благодаря пожертвованиям. У нас работают только замечательные люди — соцработник, юристы, представители информационной службы. А еще есть очень хороший проект — «Мастерская дома для мамы» — раз в неделю к нам приходит педагог и занимается с мамами и детками лепкой на гончарном круге. Работа с глиной помогает женщинам выплеснуть накопившиеся боль и агрессию, а детям — развивать моторику. Государство нам тоже помогает. В 2016 году в рамках грантового проекта мы смогли воплотить в жизнь «Социальное подворье «Мамина дача» в Каспле. Ведь многие попадающие к нам мамы выросли в сельской местности, но воспитывались в интернате и, к сожалению, не знают, ни как управляться с огородом, ни с домом в деревне. В результате они в городе мыкаются по знакомым, имея свое жилье на селе. И теперь мы их этому учим. Реабилитационный курс «Мамина дача» уже прошли 32 человека.
— Чему именно вы учите?
— Если мама — сирота, то начинаем с самого элементарного — рассказываем и показываем, как ухаживать за ребенком, готовить смеси, пеленать, делать массаж и как ухитряться совмещать все это с работой. Если работаем с женщинами, пережившими насилие в семье, то здесь уже речь идет о помощи психолога, юриста (если нужно, к примеру, оформить алименты). В Каспле мы преподаем основы сельского хозяйства: какие культуры сажать, как за ними ухаживать, когда собирать и что делать, чтобы все выращенное сохранить. Благодаря «Маминой даче» у нас теперь есть картошка, морковь, огурцы, помидоры, зелень. Что-то мы законсервировали, и потом весь центр питался этим всю зиму.
— Татьяна Сергеевна, а можете рассказать о каком-то поразившем вас случае? Когда сначала было все очень плохо, а потом стало хорошо…
— Самое удивительное, когда ты видишь, что у какой-то конкретной мамы, казалось бы, нет никаких перспектив, а она становится на ноги и живет счастливо. У нас была особенная девочка из Холм-Жирков, она закончила школу 8-го вида. В 26 лет она не могла даже в своей комнате навести элементарный порядок. К родственникам она тоже не могла обратиться за помощью (мать умерла, отец женился второй раз). У нее, как поначалу казалось, был единственный возможный вариант — отдать свою трехлетнюю девочку в приют. Но она попала к нам. И оказалась очень стойкой и жизнелюбивой мамочкой, никого не обвиняла — ни своего отца, ни бросившего ее гражданского мужа. Мы все-таки научили ее качественно убирать свою комнату. И она даже устроилась на работу уборщицей, из пары магазинов, правда, ее выгнали, но в третьем она осталась. Потом нашла подработку, тоже связанную с уборкой, начала снимать жилье. В результате она работает на двух работах, снимает квартиру, вышла замуж официально и сейчас находится в декрете, ждет второго ребенка.
— Ее дети тоже особенные?
— Нет, обычные. Это не всегда наследуется, тем более что в школу 8-го вида часто поступают дети, страдающие из-за так называемой социальной запущенности. У нас была еще одна девочка, которая рассказывала, как попала в интернат: мама все время пила, поэтому дочка ходила нечесаная, в рваных колготках, с ней никто не занимался, поэтому она не успевала по всем школьным предметам. И когда маму лишили родительских прав, уровень знаний девочки позволил отправить ее в дом-интернат для специальных деток. И потом она сказала, что жалеет, что у них не было физики. Сейчас она замужем, стабильно работает, у нее четверо детей.
— А плохие истории?
— Самой печальной для меня была история 19-летней девочки из Глинки. Мать спилась и умерла буквально на ее глазах. Потом девушка забеременела и жила в доме, где проваливалась крыша, а окна вместо стекол были затянуты пленкой. Спасалась от холода, только когда топила печь. Учебу она бросила, не закончила даже 9 классов. Органы опеки сказали, что она не пьет, и попросили взять в «Смоленский дом мамы», чтобы показать ей другую жизнь. Сначала, как по мановению волшебной палочки, все пошло в гору: она училась на вечерних курсах. Органы опеки выделили деньги на ремонт ее дома. На этой волне успеха мы немного расслабились. Она сказала, что пока поживет у брата и учебу не бросит. Но потом выяснилось, что она поехала к молодому человеку, которого знала всего несколько дней, который впоследствии выгнал ее на улицу. Она осталась снова с двухлетним ребенком в этом жутком доме и с горя начала пить. Ребенка в итоге все-таки забрали в детский дом. Для меня это была страшная потеря: ведь девочка-то хорошая…
— Но как может найти работу мама, у которой грудной ребенок?
— Все просто: мамочки друг друга поддерживают. Самый лучший вариант, когда одна мама сидит с детьми, а потом они меняются. Некоторые девочки, сначала работавшие с почасовой оплатой, потом устроились на полную ставку, а детей отдали в сады. Бывает, что мама получает жилье, пособие и находит надомный труд. Например, в мастерских мы учили их делать мыло ручной работы. Кто-то осваивает флористику. Одна наша подопечная за неделю сделала букеты, которые потом продали за 2,5 тыс. рублей, а деньги отдали ей.
— А к вам попадают мамы с высшим образованием?
— Да, например, с филологическим. Мама из Узбекистана с малышом на руках. История такая: они жили с мужем в Москве, открыли свою фирму. Но потом оказалось, что документы оформлены неправильно. В итоге все принадлежавшее им опечатали, фирму закрыли. И они оказались на улице, практически без средств к существованию. Маму с ребенком мы смогли взять к себе, а папа в это время зарабатывал деньги им на билеты. Трудился прорабом на одной из смоленских строек. Сейчас они уехали на родину.
— «Смоленский дом для мамы» — какой-то фантастический проект, который требует столько душевных сил и энергии. Смоляне это понимают? Активно помогают?
— Конечно, это в одиночку не потянуть. Иногда мне кажется, что работа занимает 24 часа в сутки. Нельзя отработать с 9.00 до 18.00, выкинуть все из головы и пойти домой. Например, Ларису из Санкт-Петербурга я на вокзале встречала в четыре утра.
— Что за Лариса?
— А вы не знаете? Это одна из самых замечательных наших историй. К нам обратились из органов опеки и попечительства Ленинградской области -спросили: не возьмем ли мы к себе неграмотную глухонемую цыганку с полуторагодовалым малышом, которая умеет только читать по губам? Это единственная возможность поддерживать с ней хоть какие-то отношения, потому что она не знает даже языка глухонемых. Прописки в северной столице у нее нет, но в ходе расследования на «Пятом канале» выяснили, что она когда-то проживала в Смоленской области. У меня не было специалистов, способных общаться с глухонемым, не знающим даже языка жестов. Документы на цыганку пришли позже, по почте, поэтому поначалу мы не знали даже ее имени. Мы звали ее Аней, а мальчика — Мишкой. Думали, что ему года 2,5. Потом выяснилось, что их зовут Лариса и Паша. Ребенок был бойкий, постоянно бегал, а молчал потому, что ему было всего 1,5 года и он еще просто не научился говорить. А мы его к специалистам водили, волновались, что тоже немой. Что касается Ларисы, то она жила в цыганской семье, у нее было трое деток от гражданского мужа. Потом она пропала, кто-то говорит, что ее похитили в рабство, кто-то — что сама ушла. Но у нее уши порваны от выдернутых с мясом серег, она показывала, что ее душили, били. Вот и попробуй догадаться, что с ней было на самом деле…
Наши психологи пытались ее вывести из этого состояния, разговаривали с ней всеми доступными женщине жестами. Но на каждое обращение она снова показывала, как ее душили.
С нашей цыганочкой работали год, чтобы она хотя бы перестала вспоминать прошлое. Но что с ней делать, мы не знали, просто оставили ее в покое и буквально сдували пушинки. Сконцентрировались на Паше. А через полгода случилось чудо — в нашем доме для мам появилась женщина, которая единовременно получала продукты для детей. Случайно она столкнулась с Ларисой на лестнице и буквально окаменела. Потом женщины заплакали, обнялись. Оказалось, что это ее племянница, живущая в Уваровке под Гагарином. Мы связались с семьей Ларисы, привезли ее домой. Но оказалось, что прежнее жилье сгорело, и теперь семья обитает в старой заброшенной школе — ютится без тепла и электричества. Мы пытались оставить Ларису с ее семьей, но органы опеки пригрозили забрать у мамы ребенка, который не может жить в таких условиях. И снова мы поехали в Уваровку, и Лариса и Паша теперь снова с нами.
— А как объяснить глухонемому человеку, что чего-то делать нельзя?
— Лариса, к сожалению, курит, но своих денег у нее нет. Поэтому она без зазрения совести вытаскивала мелочь и сигареты из карманов. Когда ее застукали, грозили пальцем, говорили, что нельзя. А она только руками разводила и показывала со всей своей цыганской непосредственностью, что вообще стоит и причесывается. Это ее единственный минус, больше ничего плохого она не делала. Потом у Ларисы появились собственные деньги, и она перестала шарить по карманам. Мы инициировали медицинское обследование — ее признали инвалидом с детства.
— Ее сын Паша заговорил?
— Первым делом он «забибикал», когда ехал с нами в машине. Сейчас он ходит в детский сад, разговаривает, развивается нормально.
— Какие у них перспективы?
— Вечно у нас они жить не могут. В семье тоже неподходящие условия. Пока они остаются у нас, мы подыскиваем им центр, где они могли бы жить дальше. Хотя в гости в Уваровку Лариса ездит, а мы в это время сами водим Пашку в садик.
— Их цыганская семья не собирается исправить ситуацию?
— Знаете, они хорошие работящие люди. Ларису встречали с огромной радостью и слезами на глазах. Но они ждут жилье, положенное погорельцам. Кстати, это тоже вариант, надеюсь, они смогут забрать женщину с ребенком себе.
— В каких условиях живут ваши подопечные?
— Сейчас у нас в трех комнатах живут 18 человек — 9 мам и 9 деток. В феврале было 25 человек, ставили дополнительные кровати в спальнях и игровой комнате.
— А если женщина поругалась с напившимся мужем и тот угрожает ножом ей и детям? Можно у вас найти приют, хотя бы на время?
— Конечно. Подобный случай был совсем недавно. Примерно в одиннадцать вечера к нам на постой попросилась мама с шестью детьми, самому младшему из которых было два месяца. Муж напился, по дому бегает с ножом. Пока он был в отключке, она схватила ребят, документы — и к нам. Но пробыла недолго. Муж протрезвел, увидел, что никого нет, испугался, приехал, отдал ей ключи от квартиры. Просил прощения, предлагал жить в квартире без него. Насколько я знаю, жизнь всей семьи после этого вопиющего случая круто изменилась: мужчина больше не пьет. А эта мама при встрече рассказала: таким добрым, как сейчас, он никогда не был, даже до свадьбы.
— Что у вас еще нового, кроме проекта в Каспле? Кстати, это ваша земля?
— Она у нас в безвозмездной аренде. Мы подали заявку на грант «Православная инициатива», хотим сделать там птичник. Это проще всего организовать на селе — детям весело, мамы получают свои продукты. Второе направление — передавать наш опыт другим, кто занимается работой по защите материнства и детства. Мы выиграли грант благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко, который поддерживает детей-сирот и детей, которых вот-вот могут изъять из семьи. Мы прошли большой конкурс, в ближайшее время едем заключать договоры в Москву.
— Татьяна, а у вас у самой есть дети?
— Да, двое.
— Они приходят к вам в центр?
— Старшая дочка, ей 9 лет, вообще говорит, что она ребенок «Смоленского дома для мамы». Это можно понять, ведь она росла вместе со всеми этими детками. Младший сын пока ничего, кроме «агу», не говорит — ему всего 3 месяца. — Вам хватает времени на детей? — Как вам сказать? Я даже на сегодняшнее интервью опоздала, потому что кормила сына. Мне бы хотелось больше времени им уделять. Но я прекрасно понимаю, что есть ситуации, которые требует моего участия. Тогда я сажаю малыша в слинг и иду на работу. У меня шикарный коллектив. Эти изумительные люди любят всех наших мам, несмотря ни на что. Ведь осудить человека просто, но мои сотрудники находят в них хорошее, всегда поддерживают, ведут задушевные беседы. Наших дежурных подопечные называют… нянями. После выпуска из «Смоленского дома мамы» они поддерживают связь с нами. Например, на день рождения центра в прошлом году мы собирали всех. Некоторые приезжали за сутки и разговаривали всю ночь напролет, обсуждали, как у кого сложилась жизнь.
— Наверно, нужно собрать все истории и судьбы в один большой альбом, это помогло бы вашим новичкам понять, что жизнь всегда можно наладить.
— Спасибо за замечательную идею. Мы думали приглашать на психологические тренинги мам, которые уже выбрались на другую, благополучную ступень жизни. А идея с альбомом замечательная.
— Почему вы решили заняться именно этим?
— Я психолог, 9 лет преподавала на кафедре психологии СмолГУ. Это тоже хорошо, нужно, важно, но это теория. А жизнь — это другое. Это судьбы людей. Иногда одних слов недостаточно, тогда нужно помогать делами: дать дом, оказать психологическую и юридическую помощь. У меня была идея этого центра, места, где люди могли бы пережить свой кризис. Но дочь была маленькая, я преподавала, денег на свой центр не было. А буквально через месяц мне позвонили из епархии с таким предложением: дом есть, сотрудников, денег и всего остального — нет. Поначалу я, как здравомыслящий человек, отказалась. Но потом подумала, что это и есть моя мечта. Постепенно за 9 месяцев мы отремонтировали дом силами добровольцев. Помогла и благотворительная акция «Белый цветок». Потом нашлись сотрудники, все наладилось. Через год я ушла из университета, потому что сил на совмещение не хватало.
— Татьяна, откуда такая удивительная фамилия — Скрипка?
— Скрипка — девичья фамилия, сейчас я Степанова. Скрипка — из славного города Сарова в Нижегородской области, там находится федеральный ядерный центр. Это один из немногих городов, который до сих пор закрыт. Мой муж периодически шутит, что со мной можно экономить свет, я в темноте буду светиться как лампочка.
— А как муж относится к вашей подвижнической работе?
— По-разному. Когда слишком часто звонит мой телефон, это его раздражает. Но он меня всегда поддерживает, сначала возмутится, что мобильник снова трезвонит как бешеный, но потом говорит: «Да ответь же, наверно, человеку очень нужна твоя помощь». Да и он нам всегда готов помогать. Например, монастырь Оптина пустынь давал нам картошку, но ехать надо было самим. Мой супруг и муж моего коменданта сели в машину и поехали на Селигер за картошкой.
— Как смолянам понять, чем именно можно помочь дому для мамы?
— Всю информацию мы публикуем на нашем сайте и на странице ВКонтакте.

Читайте также

Оставить комментарий

Вы должны войти чтобы оставить комментарий.